«Чеховский герой сегодня — это русский человек, который еще не спился и не разучился думать». Даниил Страхов — о работе над спектаклем «Драма на охоте», современном Калигуле и прыжках в пропасть
Газета «Известия». 2 марта 2012 г.
Алла Шевелёва
Фото: Владимир Марченко
29 марта на сцене театра Et Cetera состоится премьера спектакля «Драма на охоте». Сюжет одноименной повести Чехова известен широкому зрителю благодаря картине «Мой ласковый и нежный зверь». В будущей постановке актер Даниил Страхов сыграет главную роль. О своей новой работе он рассказал «Неделе».
— Судя по тому что в театре у вас нет проходных ролей, вы четко выстраиваете свой сценический путь?
— Не бывает проходных ролей, важно, как ты к ним относишься. Лет пять назад я бы сказал, что никакого сознательного отбора нет. То есть была одна сплошная судьба, случай. Но и в этих «случайностях» была какая-то логика. Последнее время все по-другому — правда, это уже выбор, который может быть сделан через несколько отказов. Например, играть в «Варшавской мелодии» я согласился, потому что так карта легла. С одной стороны, вернулся в Театр на Малой Бронной, с другой — снова согласился сотрудничать с Сергеем Голомазовым, с которым выпускал до этого спектакли «Петербург», «Безотцовщина» и «Театр-убийца». Это было стечение обстоятельств, желание работать с режиссером, материал был лишь одной из составляющих. А вот следующая работа — «Ревизор» — была уже моим сознательным выбором. Я сделал театру предложение, объективно оценивая возможный риск.
— Почему решили взяться за Хлестакова?
— Захотелось выпрыгнуть за рамки самого себя, снять с себя пыльный мешок амплуа. Честно скажу, доказывать никому ничего не стремился.
— Чеховская «Драма на охоте», которую репетируете сейчас в театре Et Cetera, сознательно встроилась в эту линию?
— Думаете, сразу за роль Камышева схватился? Два раза отказывался. Поначалу мне и повесть Чехова не понравилась, и инсценировка Антона Яковлева (режиссер спектакля. — «Неделя») вызывала много вопросов. Мне не нравилась сама структура произведения: не авантюрный роман, не детектив, не драма — непонятно что, какой-то винегрет.
Я прекрасно понимал, что на сцене надо с этим что-то делать, мне не хватало ясности. Правда, после встречи с Антоном все изменилось. Он меня как бабочку пригвоздил правильными словами, поймал в силки того Чехова, которого я обожаю. После чего, исходя из иной системы координат, мы начали репетировать и дорабатывать инсценировку.
— А чем вас Камышев зацепил?
— Он молод, красив, талантлив, любим, но при этом несчастлив. Камышев замкнут в системе собственного страха перед миром, он не в состоянии этот мир полюбить, у него нет сил приложить к чему-либо свои таланты. Да и есть ли они? Мне вообще интересен «чеховский герой», тем более что он совершенно не изменился. Сегодня это русский человек, который еще не спился и не разучился думать. Но все впереди. Делая карьеру, зарабатывая деньги, заводя семью, он бежит по кругу и не может вырваться. Система потребления загоняет нас в кредиты, стимулирует карьерный рост, но по сути никакого отношения к нашим внутренним потребностям не имеет.
— Разве «Драма на охоте» — это не история ревности русского Отелло?
— Отнюдь. Скорее это история русского Калигулы. Путь человека, захотевшего стать богом, в чем-то сродни Камышеву, но проблема в том, что мой герой не спорит с богом, а не верит в него. На афише спектакля изображен Камышев, который, прыгая в бездну, с интересом рассматривает, что там внизу. И прежде чем разбиться, он будет до последнего наблюдать за тем, как земля приближается, анализировать свои ощущения. Его никто не толкал, он сам прыгнул.
— А что было самым сложным в процессе работы?
— Самое сложное впереди, премьера — это тот Рубикон, через который нужно перепрыгнуть и не зажмуриваться, как Камышев на афише. У меня не бывает в работе чего-то сложного или легкого. Она либо интересная, либо нет. По большому счету, мне процесс интересней, чем результат. Пройденный путь для меня внутренне сам себя стоит. Я уже от этой работы набрал душевного и профессионального роста. Эта работа высасывает все душевные силы и выворачивает тебя наизнанку, хочешь ты этого или нет. Для меня это крайне удачно найденная форма существования, когда при помощи профессии появляется возможность понять что-то про самого себя.