Не сбылось… В Театре на Малой Бронной сыграли «Варшавскую мелодию» Леонида Зорина
Мария Седых. Журнал «Итоги», 21.12.2009
Еще немножко, еще чуть-чуть, и «Варшавская мелодия», написанная на исходе оттепели, отпразднует полувековой юбилей. Но даже тогда ей не простят происхождения и будут снисходительно называть «советской классикой». Вот и сейчас еще до премьеры в кулуарах брюзжали: ну зачем ставить эту пьесу, когда железного занавеса давным-давно нет и все реалии позабыты. Как-то никто не вспомнил, что пьеса Зорина шла не только в 150 городах нашей страны (совсем недавно в МДТ Додиным ставилась), но и в 16 странах мира, где и слыхом не слыхивали о сталинском указе, запрещающем брак с иностранцами. Мелодрама с блестящими диалогами и двумя прекрасно выписанными ролями, несомненно, отметит еще не один юбилей. Вероятно, стоит поверить автору, объясняющему долгое дыхание этой истории тем, что социальное в ней вовсе не главное: «Это пьеса об обреченности. Любовь приговорена. И люди проецируют этот смысл на свое, возможно, несбывшееся». Рок, конечно, сильный движитель в драматургии, но на котурны герои, слава богу, все же не взгромождаются. А вот скромное определение — «про несбывшееся», на мой вкус, точное и не менее трагичное. Театру, артистам, режиссеру остается лишь каждый раз по-своему ответить на вопрос «почему».
Режиссер Сергей Голомазов вместе с актерами Даниилом Страховым и Юлией Пересильд социальные мотивы не педалируют, но и не пренебрегают ими. Многое зависит и от глаз смотрящего. Можно увидеть в Викторе только молодого красавца, студента, увлеченного будущей профессией винодела, не чующего под собой ног влюбленного. Но можно разглядеть и другие черты. Фронтовик, каждой клеткой, всеми порами ощущающий и то, что выжил, и то, что на гражданке. И упоение победительностью, свободой, интуитивными надеждами на «послабление» режима и оттого открытость и абсолютная неготовность к новому закручиванию гаек. Потом мы будем шаг за шагом наблюдать, как он начнет «сдуваться», обретая черты совка, на глазах дурнеть, обезличиваться. Чтобы в финале в прямом смысле слова сойти со сцены, пристроиться в первом ряду партера и своими глазами увидеть закрывающийся занавес.
Геля, гордая полячка, с первых минут покоряет тем шармом, которым отмечены все женщины этого края. Но сколько же в ней индивидуальности, художественной одаренности! Ей даже необязательно петь, чтобы мы уверились, какая она талантливая певица. Гелин «военный след» — ужасы оккупации. И Пересильд очень тонко играет неожиданные перепады в настроении своей героини, когда на нее вдруг находят воспоминания. Не зная подробностей, мы почти догадываемся о том, что ей пришлось пережить. Путь, который она проходит в спектакле, лежит ровно в противоположном, чем у Виктора, направлении. Ее второй акт, их встреча в Варшаве — торжество внутренне свободного человека. И даже потом, когда все чувства в ней умрут, она будет стоять на сцене московского театра, куда приедет на гастроли, с прямой спиной, высоко подняв плечи. Трагедия Гели не в том, что их разлучили, а в том, что Виктор оказался не тем. Не сдюжил. Потому-то они по разные стороны занавеса. Теперь уже не железного…