Время плакать

Елена Ямпольская, Русский курьер, 6 июля 2004 года. 


"Ромео & Джульетта" – последнее крупное событие нынешнего театрального сезона. Этот факт, во-вторых, и имя Роберта Стуруа, во-первых, обеспечили спектаклю интерес со стороны просвещенной московской публики. На два премьерных показа билеты разошлись моментально. И даже ночной прогон, закончившийся в пол-четвертого утра, говорят, собрал в зале "Пушки" чуть ли не аншлаг.


Гостей с узнаваемыми лицами, правда, было немного. Марина Неелова пришла посмотреть на своего партнера – Юрия Колокольникова, Владимир Стеклов – поддержать дочку. Разнокалиберные столичные тусовщики, замечательный Георгий Данелия, бывший, но незабываемый посол Грузии в России Зураб Абашидзе. Вообще грузинская диаспора явилась в широком составе: мобильники, отключаясь, звонили "Где же ты, моя Сулико?", и темноволосые дети засыпали во время неимоверно долгого первого акта...

Молодо, холодно, стильно
Для театрала по долгу службы, в частности, для критика, "Ромео & Джульетта" была интересна вдвойне. Продюсированием проекта занимались девушки, ежегодно вручающие премию "Чайка". В прошлом сезоне, помимо лауреатов "Чайки", они еще назвали десятку, кажется, лучших молодых актеров Москвы, и если выбор не безусловен, так только потому, что хороших актеров, играющих на новенького, у нас много. Во всяком случае, не один десяток. Потом тех самых – молодых да ранних – собрали в одном месте, и власть над ними вручили Роберту Стуруа. Так родился первый спектакль продюсерского центра "Чайка".

В "Ромео & Джульетте" заняты: Агриппина Стеклова и кофейный Григорий Сиятвинда из "Сатирикона", Анатолий Белый (чеховский МХАТ), Сергей Фролов ("Ленком"), Анна Дубровская (театр Вахтангова), а также больше сериальные, нежели театральные герои – красавец Даниил Страхов (Парис), Дмитрий Дюжев (Тибальт) и Гоша Куценко в роли Монтекки-отца. Джульетту играет Наталья Швец (в прошлом сезоне она была Тамарой в "Демоне" Кирилла Серебренникова). Ромео – очень успешный, амбициозный и надменный премьер "Современника" Юрий Колокольников.

Кажется, будто и поставил "Ромео & Джульетту" очень молодой режиссер. Абсолютно уверенный, что, если его актеры орут, стонут, задыхаются, рычат, скалят зубы, беспрестанно звякают колющими и режущими предметами, эффектно закалывают друг друга, а потом нечеловечески долго, картинно умирают, хватаясь за животы, это и есть настоящая шекспировская трагедия.

"Ромео & Джульетта" – спектакль преимущественно пластический. Тимцуник явно сыграл в его создании роль, не меньшую, чем Стуруа. Действие перенасыщено лишними телодвижениями. Иногда это смахивает на балет, иногда – на фигурное катание, местами граничит с акробатикой. Вдобавок, Тимцуник оттянулся на том, чем блеснул еще в "№ 13" – страшной и комической пластикой мертвых тел. Или тел, которые считаются мертвыми.

"Ромео & Джульетта", что называется, стильный спектакль. Плотность стильных спектаклей в Москве уже перекрыла все санитарные нормы. Искренне жаль, что господин Стуруа тоже соучаствует в этом конвейерном производстве. Стильно – это когда мало что уму, почти ничего сердцу, зато много – зрительскому тщеславию. Мол, спектакль сделан на уровне. Современное, актуальное, престижное зрелище. Раньше казалось: актуальные зрелища – занятие не для Стуруа. У него был свой собственный "стиль", и этот стиль назывался страстью. Мы наслаждались жарким, мощным горением костра, попутно отмечая, как красиво рассыпаются искры. Теперь только и осталось любоваться искрами, благородными оттенками пепла, тлеющими углями. Куда делась страсть, непонятно. То ли Стуруа поостыл, то ли немножко пошел по рукам, то ли аванс нашей любви к нему уже проеден, и мы оцениваем его теперь холодным, бесстрастным взором. Таким же, каким он смотрит на нас из своих последних спектаклей.

"Ромео & Джульетта" – вещь туманная, монотонная, отчасти даже занудная. Как "Синьор Тодеро, хозяин" в "Сатириконе". Но там Тодеро играет Константин Райкин, и когда он выходит, все меняется. В "Ромео & Джульетте" райкиных нет. Здесь заняты прекрасные молодые актеры – талантливые, техничные, обаятельные, с чувством юмора и огромным трудолюбием. Но ни один из них не приковывает внимания тем, что проще всего и труднее всего на сцене – масштабом личности. Смотришь, и скучно становится. Хочется кого-нибудь постарше. Поглубже. Посерьезнее. Да, двигаются они превосходно. Но, если мне приспичит посмотреть, как люди летают на лонжах и балансируют на спине друг у друга, я пойду в цирк. У молодого актера тело натренировано лучше, чем душа. Так и должно быть, по логике. Однако, делая ставку только на тело, душу можно загубить окончательно.

У меня возникло странное ощущение, будто первоисточник "Ромео & Джульетты" написан не Шекспиром. Не в том смысле, что к его созданию приложили руку супруги Рэтленды, граф Эдвард де Вере или даже графиня Пемброк. Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет. Просто Стуруа сделал абсолютно не шекспировский спектакль. И это странно.

Любовь и смерть
Однажды в интервью батоно Роберт признался, что ему очень нравится фраза Питера Брука: «Шекспир – это Эверест, путь к которому выложен трупами актеров и режиссеров». Скажем: просто трупами. Нельзя стать настоящим шекспировским героем, не умерев – желательно в страшных муках и изрыгая проклятия. А как же веселые ренессансные комедии, спросите вы? Но что комедии? Низкий жанр, коллекция плебейских физиономий. В мире театра существует свое классовое расслоение, свой мортальный снобизм: "простые" герои живут, аристократы умирают. Разве в жизни не так?

Мы видели уже не одну шекспировскую постановку Стуруа. На заре туманной юности успели зацепить легендарного "Ричарда III" с Рамазом Чхиквадзе. Потом, в 1998-м случилась первая московская постановка батоно Роберта – великолепный "Гамлет" в "Сатириконе". Спустя два года – менее удачный "Шейлок" по "Венецианскому купцу" в театре Et Cetera. В 2001-м Театр имени Шота Руставели привозил свою "Двенадцатую ночь", а в мае 2002-го, в рамках больших гастролей "руставелиевцев" в Москве, нам показали тбилисского "Гамлета" – третьего по счету для Стуруа (впервые он ставил главную пьесу мирового репертуара в Лондоне).

"Двенадцатая ночь", кстати, наглядно продемонстрировала, как переконвертировать низкий жанр в высокий, комедию в трагедию. Надо, чтобы оригинал слегка заиндевел под дыханием смерти. Никогда прежде, из «Двенадцатой ночи» не делали спектакль столь философски насыщенный и категорически не смешной. Во времена Шекспира двенадцатая ночь после Рождества завершала праздничные гуляния. Завершала, однако была в них включена. Значит, можно упирать на то, что двенадцатая ночь – праздник, а можно – на то, что она есть окончание всех и всяческих праздников. Стуруа предпочел второй вариант. Действие открывалось явлением деве Марии архангела Гавриила (и требовалось некоторое время, чтобы сообразить, что на домашнем театре при дворе герцога Орсино по случаю праздника разыгрываются сцены из Библии); затем всю дорогу перепрыгивало из язычества в христианство и обратно, как это вообще свойственно природе и жизни человеческой; а в финале, в клубах дыма, из сценических недр поднималась фигура, несущая на спине огромный крест, и герои отшатывались от нее в страхе и смятении. Праздник не то, чтобы отменялся вовсе, – нет, Стуруа просто напоминал: одному Человеку Рождество грозит неминуемым распятием. То есть смертью. За которой, правда, последует жизнь вечная. Радуйтесь, но со слезами на глазах.

В случае с "Ромео и Джульеттой" подобные напоминания излишни. Оптимистический трагизм этой пьесы заложен в ней самой и подтвержден многократно. Принято считать, что у "нормальных" людей любовь короче жизни. И в одну жизнь даже помещается несколько любовей. Любовь умирает, а человек продолжает жить.

Ромео и Джульетта – аристократы любви. Они не нормальны. Их любовь оказалась гораздо длиннее физического пребывания на земле. Носители чувства умерли, а само чувство нетленно до сих пор. Любовь поставила Ромео и Джульетте памятник посмертно – те самые золотые статуи, которые сулила им родня.

Радуйтесь, но плачьте.

Секс при медовой луне
В "Ромео и Джульетте" три главных героя – он, она и их любовь, которая, как ребенок, приятно оттягивает им руки, наполняет сердца умилением и гордостью, а душу – страхом перед будущим. Такую любовь встречают избранные, и то после долгих, мучительных поисков. Но у Шекспира становление героев спрессовано, как точка, из которой в результате Великого Взрыва родилась Вселенная. Нам остается верить, что они сразу попали в десятку...

Первую (если не считать "Тита Андроника") трагедию Шекспира относят к 1595 году. Действие, согласно легенде, происходит в начале XIV века. А.В. Бартошевич упоминает 11 предшественников великого барда, обращавшихся к истории Ромео и Джульетты. Из них, пожалуй, только двое известны сегодня широкой публике – это Данте и Лопе де Вега. Шекспир, по мнению Бартошевича, сознательно опирался только на один источник – поэму "Трагическая история Ромеуса и Джульетты" (1562), принадлежавшую перу его соотечественника Артура Брука.

Но у Брука упомянутая "история" длилась девять месяцев. Причем треть этого времени Ромеус и Джульетта тайно встречались как муж и жена. Их медовый месяц растянулся аж втрое. У Шекспира события разворачиваются в течение пяти дней – начинаются утром в воскресенье, обрываются в ночь с четверга на пятницу. Вместо медового месяца – несколько часов от заката до рассвета. Английское honeymoon, обозначающее как раз "медовый месяц" (в смысле – лунный месяц) для Ромео и Джульетты обрело буквальный смысл: над ними только раз взошла медовая луна. И мед, который лился с небес на обнаженные тела, сильно горчил...

В мировой драматургии нет вещи более сексуальной, чем "Ромео и Джульетта". Если бы единственная проба постели разочаровала юных любовников, все завершилось бы обыденно и скучно. Но и тут, похоже, они попали в десятку.

Любовь рождается не в постели, но постелью проверяется на истинность. До такой степени, что некоторые пары перестают спать вместе, дабы не слышать голос правды. Секс – проявитель и закрепитель романтики. Если сработало – все. Дальше вожделенный образ не вырубишь из сердца топором. Нельзя променять Ромео, в чьем теле растворяешься без остатка, на Париса с его галантными ухаживаниями.

Печальная повесть
В программку "Ромео & Джульетты" вмонтирован лозунг: "Время любить". Честно говоря, я сомневаюсь, прозвучало ли на репетициях хоть раз слово "любовь" в его реальном значении. Любить по-настоящему – сегодня так не стильно... Наталья Швец берет в основном трогательной детскостью, доходящей чуть ли не до сюсюканья. Детскость мила, но составить существо роли на четыре часа не может. Для меня загадка, почему Колокольников с первых своих ролей занял нишу любовника: ни в "Сладкоголосой птице юности", ни в "Грозе" он не пылал эротическим влечением к своим партнершам, Нееловой и Чулпан Хаматовой, соответственно. Ромео – вообще роль в тысячу раз более трудная, чем Джульетта, потому что Джульетта – хорошая девочка. Она не покупалась на первые дешевые увлечения, будто сразу ждала свою любовь, она была верна, отважна и безупречна. Ромео не только с типично мужским легкомыслием метался от женщины к женщине, он, на секундочку, умертвил двух человек. Последнего – Париса, даже имени не спросив. В сущности Ромео эгоист и фанатик. Я не знаю, как надо сыграть его, чтобы зритель над ним заплакал. Но уж точно не так, как это делает Колокольников – с постоянными криками, лютой злобой и брезгливым выражением лица.

Когда Ромео впервые сталкивается с Джульеттой на балу и, потрясенный, восклицает, что никогда он прежде не любил, зал смеется, поскольку не верит в серьезность его слов. Мы видим результат, но не видели процесс перерождения. За несколько секунд Ромео встал с головы на ноги. Это трудно сыграть. Трудно быть юным годами и зрелым во всем остальном.

Когда Джульетта закалывает себя кинжалом над распростертым трупом мужа, зал смеется вновь. Ибо кинжал упал Ромео на самое чувствительное место, и хоть он усоп беспробудно, но все-таки дернулся...

Сцена на балконе, когда то Ромео сверху, то Джульетта (постановочная "Камасутра"); и она разоблачается до белья, а он теряет почву под ногами и взлетает в воздух, а потом уже она парит над ним, как ночная Панночка... – все это здорово придумано и красиво смотрится. Так же, как эффектные драки и живописные смерти. Но за душу в спектакле трогает только одно – потрясающая музыка Канчели. Может ли драматическое зрелище выезжать за счет музыки? Не знаю. Сомневаюсь.

Дурачится Меркуцио – Белый. Щеголяет пышными волосами и бездонными шароварами Кормилица – Стеклова. Мама у Джульетты (Дубровская) какая-то беспричинно загадочная. Отцы у обоих любовников (Фролов и Куценко) без пяти минут инвалиды, еле-еле на ногах стоят. Зато брат Лоренцо (Сиятвинда) носится по сцене, как угорелый. Князь Вероны (Виталий Хаев) – гротескная кукла. Тибальт (Дюжев) – брутальный мужлан. Ни про кого нельзя сказать с точностью, что это за человек, что за характер, откуда он взялся и как будет существовать дальше. Кстати, дальше – тишина. Финал пьесы почему-то отрезан. Никакого примирения родителей над телами детей не произошло, и, следовательно, обсуждать, стоило ли оно таких кровавых жертв, не приходится.

За акробатикой – в цирк, за драками – в кино, слушать музыку Канчели можно в консерватории. А что делать в театре? В театре, на "Ромео и Джульетте" вообще-то следует плакать. И, честно говоря, мне до слез было жаль собственных разбитых надежд...

http://www.smotr.ru/2003/2003_sturua_rd.htm

comments powered by Disqus

Поделиться

КНОПКИ СОЦСЕТЕЙ

Дизайн и оформление сайта: Nika

Поиск по сайту



Введите ваш запрос для начала поиска.

КАРТА САЙТА

Контакты

  • Email: nika@daniil-strahov.ru
  • Вопросы по работе сайта, обмен ссылками пишите на

  • Email: admin@daniil-strahov.ru