Чекисты с лицами бомжей

Ссылка на статью: http://www.rusrep.ru/2009/43/interview_ursulyak
Авторы: Константин Мильчин

Почему все, что мы любим — родом из СССР, а не из России?

В 2007 году сериал Сергея Урсуляка «Ликвидация» установил в нашем обществе консенсус. За послевоенными похождениями заместителя начальника одесского угро Давида Гоцмана следили любители попсы и интеллектуалы, патриоты и либералы. Через два года вышел «Исаев»: его действие происходит на излете Гражданской войны. Но теперь консенсусом даже не пахнет: сериал только разжег споры о том, кто был прав, а кто виноват в те годы — красные или белые

Красные, белые, цветные

Почему сейчас — Юлиан Семенов?

Это авантюрная история. Мне просто нужно было найти замену одному проекту, который был предложен, на который я согласился и который мне в результате не понравился. И Юлиан Семенов возник сперва как некая альтернатива. А потом мне показалось интересным попробовать поиг­рать с персонажами, со старым кино, с культурными отсылками к «Семнадцати мгновениям весны». И еще одна важная вещь. Меня дико раздражает, что если раньше все были за красных, то теперь все стали за белых.

Да ладно вам! По-моему, все как были за красных, так за них и остались.

Нет, вы неправы. Посмотрите на историю с Подрабинеком (21 сентября журналист и правозащитник Александр Подрабинек опубликовал в интернете статью «Как антисоветчик антисоветчикам», которая возмутила «Наших». Больше недели активисты движения пикетировали дом, где живет журналист, требуя от него извинений. — «РР».). Его статья вызвала бурю эмоций, а таких эмоций не бывает, если общество единодушно. Почему-то каждый считает, что правота только на его стороне. Но я в такой расклад не верю. Вообще, сейчас очень интересно наблюдать за людьми. Поскольку я большую часть жизни прожил в Советском Союзе, то для меня это странновато выглядит: у нас есть народные артисты Советского Союза, пострадавшие от Советского Союза, лауреаты Государственных премий, пострадавшие от Государственных премий… По мне, так это все какая-то большая глупость.

И это говорит человек, снявший в начале 90-х вполне антисоветский «Русский регтайм» — о том, как КГБ в Москве прессует наивного провинциала!

«Русский регтайм» ничего не опровергает. В Советском Союзе было и так и так. Мы были молоды, и мы были счастливы. А с другой стороны, ты в любой момент мог получить по шапке и попасть туда, куда попадать не хочется. А вокруг «Исаева» вся полемика идет по линии красных и белых: либо те хорошие, а эти плохие, либо наоборот. Меня пора­зила готовность людей принять чью-то сторону, хотя сто лет прошло с той поры. Если бы с такой горячностью обсуждали сегодняшнюю ситуацию в нашей стране, может быть, как-то по-другому бы и жизнь наша складывалась.

А как она должна складываться?

Наша жизнь? Сегодня? Мне кажется, что сегодняшнее общество абсолютно аморфно. И я не вижу никаких попыток добиться изменений в жизни. Поразительно: 15 лет назад это же самое общество так ждало перемен, а сегодня все смирились с той псевдожизнью, в которой мы живем.

Почему тогда лучший режиссер сериального кино в России снимает фильмы исключительно про историю, а не про сегодняшний день?

Я не снимаю про историю. Я снимаю про прошлое. Если говорить о «Ликвидации», то мне хотелось показать мир, где люди живут по определенным понятным мне правилам. И я думаю, что успех этого фильма, помимо колорита города, — в показанной в нем системе взаимоотношений, в правилах поведения даже между противоборствующими сторонами. Она мне понятна, близка, и я бы хотел, чтобы вот так было. Я создавал некий мир, в котором мне уютно жить.

И какие в этом мире правила?

«Лежачего не бьют», «деремся до первой крови», «не толкаем падающего». Мне кажется, что это вообще правильные, еще дворовые, старые правила.

Которые сейчас не действуют?

По-моему, нет. Абсолютно не действуют.

А разве ваш Максим Максимович Исаев признавал такие правила? Чем он вообще руководствовался, когда принимал важные этические решения? Почему ваш главный герой, зная про красный террор, остался работать в ЧК? Многих изумляет, что в картине его выбор никак не разъясняется.

А с чего, собственно говоря, я должен объяснять, почему он на стороне красных? Что, все были на стороне белых, а один Исаев — за красных? На стороне красных было огромное количество достойнейших людей.

Не обязательно становиться на сторону белых. Можно было просто эмигрировать. Прекрасно образованный молодой человек с бойким пером мог бы прокормить себя публицистикой.

Вот я ставлю себя на место Исаева. Вернее сказать, я был в похожей ситуации: 1991 год, мне 33 года. Я плясал от радости, когда рухнула советская власть. Притом что я ничем не был на нее обижен. Я — сын коммуниста и внук коммуниста. Никаких ни к кому претензий. Почему я так радовался тому, что эта власть рухнула? Потому что она была несправедливая, потому что она была старая, потому что она была глупая, потому что она была неповоротливая, потому что она не давала мне делать многих вещей. Для меня не было вопроса, на чьей я стороне: конечно же, я на стороне победившей демократии. Девяносто процентов советских людей приняли вот эту самую перемену и окончание жизни Советского Союза радостно. И никто не спрашивал у нас: «А чему ты радуешься?» Этим вопросом все стали задаваться гораздо позже.

То же самое и с Исаевым. Вот спрашивают: почему Исаев не ушел, когда пошел террор? Неужели он не видел? А я — что, не видел 93-го года, 96-го? Не видел. Продолжал работать и никуда не эмигрировал. А что сегодня? Нам все нравится? Нет? Тогда почему мы не уходим из своих редакций, киностудий, радиостанций, банков?

Ну, события 1993 года, конечно, ужасны, но количество жертв не идет ни в какое сравнение с количеством погибших в Гражданскую войну. Это была чуть ли не единственная карательная акция новых властей, тогда как с 1918 по 1922 год кровь лилась непрерывно.

Вы забываете Чечню и кошмар криминала. А еще были потерянные сбережения, разорившиеся семьи, 25 миллионов русскоязычных, оказавшихся за границами России. Я к чему это говорю? К тому, что это не заставило никого совершить Поступок. По одной простой причине. Каждый из нас говорил: «Да, но ведь я-то делаю честное дело и не участвую ни в чем плохом. У кого-нибудь есть претензии к тому, что я делаю?» Ни у кого нет.

Хорошо, вы в 90-е просто жили и снимали кино. Но есть определенная грань между обывателем и сотрудником спецслужб. Максим Максимович Исаев всеми силами работал на укрепление власти, от которой пострадал его же собственный отец.

Давайте так: я для себя определил, что позиция Исаева не отличается от моей. Я много чего ждал от новой власти и не ушел в подполье, когда увидел, что мои мечты не сбываются.

А почему вы экранизировали именно «Бриллианты для диктатуры пролетариата», а не, скажем, «Отчаяние»? Там конфликт еще более острый: после войны Штирлиц возвращается в СССР, попадает в тюрьму, его жену и сына расстреливают…

Я не люблю этот роман. Не потому, что он хуже или лучше, а потому, что он, как мне кажется, написан на потребу.

Вы следите за критикой, за тем, что пишут о вашем сериале?

Я бы рад не следить, но не получается. Что я зарекся читать, так это блоги. Там слишком большое количество сумасшедших, которых, видно, никто не слушает, а им важно что-то написать. Каждый пишет не про фильм, а про себя. «Это самый антисоветский фильм, который я видел в своей жизни». «Это самый просоветский фильм». «Правильно показали, как евреи разрушили наше государство». «А вы заметили, что этот самый там похож на еврея?» «А вы заметили, как антиэстонски они ведут себя?» «А вы заметили, что весь фильм проникнут сочувствием к эстонцам?» И так далее.

Ну, эстонцы в фильме и правда на редкость неприятные товарищи.

Я сочувствую персонажу, которого играет Лембит Ульфсак (шеф политической полиции Эстонии Неуманн. — «РР»). Потому что никто из нас, живущих в большой стране, не может понять, что такое жить в стране маленькой. В стране, которая зажата между двумя, тремя, четырьмя, пятью большими державами. И я ему сочувствую. И та сцена, где он решает, что ему делать, — застрелиться или сознаться, что завербован ЧК, — для меня очень важна. А ловить меня на том, что я не люблю эстонцев, — это глупость. Я считаю, что огромная ошибка жить так, как мы живем со своими соседями, какими бы они ни были. Не бывает такого, что все соседи плохи и только мы хороши.

1

Кто еще у вас откровенно карикатурен, так это писатель Никандров. Настоящая пародия на интеллигента.

Не вижу карикатуры. Я считаю, что Сережа Маковецкий играет квинтэссенцию образа писателя. Если бы я одел героя в люрексовый пиджак и цветастую рубашку, тогда бы мне тоже сказали, что это — карикатура. А это всего-навсего Евгений Александрович Евтушенко.

Необыкновенная история

Ваши фильмы обречены на сравнения. «Исаева» сравнивают с «Семнадцатью мгновениями весны», «Ликвидацию» — с «Местом встречи».

Ситуация с «Местом встречи» для меня выглядит абсолютно надуманной. Во-первых, это далеко не мой любимый фильм. В отличие от «Семнадцати мгновений». Я не собирался, делая «Ликвидацию», спорить с «Местом встречи». И если разбирать по пунктам, то выяснится, что общего почти ничего нет.

То есть Владимир Машков не «косил» под Владимира Высоцкого? Вот прямо ни разу?

Да, в нем видят Высоцкого. Но Жеглов и Гоцман — это прямо противоположные персонажи. Они говорят совершенно разные вещи, у них разные принципы и поступки.

Но все-таки и «Ликвидация», и уж тем более «Исаев» отсылают к советской классике. Странно: советские песни и мелодии поют и используют постоянно, а вот советское кино мало кто берет как образец для подражания. А вот вы раз за разом обращаетесь именно к советскому кино.

Потому что я — советский человек. Целиком и полностью.

Если я правильно подсчитал, на советский период приходится 33 года вашей жизни, а на постсоветский — 18. То есть сравнимые цифры. Почему тогда целиком советский?

Те 33 года были самыми важными в жизни. Они меня сформировали как человека. А последние 18 лет — выхлоп того, что было там. Можно было что-то не любить в той жизни, но я могу назвать очень много того, что я люблю из той жизни. Литература, кино, театр. Астафьев, Трифонов, Шукшин, Булгаков, Маяковский, Твардовский, Есенин, Горький. Все, что я люблю — оттуда. Булгаков — советский писатель. И Солженицын — советский писатель. Как и Довлатов. Сегодня я не могу рядом поставить никого. Есть талантливые люди? Есть. Но в литературу это не вырастает, по-моему. То же самое и в кино: я люблю советское кино. Да, сейчас мало кто на него ориентируется, все больше Голливуд берут за основу. Пытаются доказать, что мы можем снимать не хуже, чем они. Я же пытаюсь доказать, что мы можем снимать не хуже, чем в Советском Союзе.

Голливуд вам неинтересен?

Нет. Потому что природа наша другая. Не хуже и не лучше. Другая, понимаете?

Все мы — люди: две ноги, две руки, два глаза…

Все равно другая. Как бы это объяснить… Я — плохой теоретик, не философ, я не люблю долго думать. Вот вы сейчас меня, так сказать, пытаетесь раскрутить на какие-то длинные мысли — это для меня очень несвойственно. Я живу ощущениями. Мне может что-то нравиться, а может не нравиться. И вот мне не нравятся эти 18 лет нашей жизни. Сергей Соловьев рассказывал про своего друга-алкоголика, который десять лет не пил, а потом выпил. «Ну, как ты эти десять лет вспоминаешь?» — спрашивают его. А он говорит: «На хрен выброшенные годы». Вот последние 18 лет для страны — это и есть на хрен выброшенные годы.

То есть вы могли бы снять «Ликвидацию» и «Исаева» в советское время?

Да, конечно.

«Исаева» с благородным-преблагородным белогвардейцем, которого сыграл Пореченков? Я уж не говорю про обилие евреев в «Ликвидации». Думаете, это прокатило бы в советское-то время?

Да, наверное, из-за количества евреев в моих фильмах — и в «Сочинении ко Дню Победы», и в «Русском регтайме», и особенно в «Ликвидации» — все это было не очень проходимо в советское время. Но по духу все мои фильмы — абсолютно советское кино. Потому что в основе лежит любовь к людям, о которых ты рассказываешь. В советскую эпоху, кстати, даже лица были совершенно другие. Сегодня очень мало обаятельных людей.

Вы кого имеете в виду — политиков, спортсменов, актеров?

Политиков. Мало обаятельных людей среди них. Физиономически они сильно подпортились.

А в советское время у политиков были приятные лица? У Суслова, например?

Ну, вот смотрите. Если я буду искать актера на роль Ельцина, то, как бы я к нему ни относился, все равно буду искать актера положительного. Кого-то вроде Луспекаева. Просто типаж такой. А если вы будете искать артистов на роль большинства нынешних политиков, то придется выбирать среди тех, которые в то время играли предателей, людей, перешедших на сторону врага. Брежнева может играть актер с положительной энергетикой, с положительным обаянием, с Горбачевым та же история. А нынешних — только те актеры, у кого обаяние отрицательное. Это я вам как режиссер говорю.

Что же стало с лицами? Ведь все эти политики, как и вы, сформировались еще в советское время, до 1991 года.

Не знаю. Объяснить это я не могу. Но это так.

В советское время, когда лица были добрее, снимали отличные исторические картины. А вы везде рассказываете, что не снимаете историческое кино.

Да, у меня не исторические картины. Мне важнее ощущение. Поймите, я делаю экранизацию. То есть следую роману. Когда я первый раз подростком посмотрел «Семнадцать мгновений весны», я не думал о том, исторический это фильм или не исторический. Но мне стало интересно почитать про это время. И я стал читать про Даллеса, про Вольфа, про Шелленберга. Это было толчком для того, чтобы поинтересоваться их жизнью. Может, и после «Исаева» кто-то захочет разобраться, что такое Дальневосточная республика, кто такие Блюхер, Бокий и Меркулов. Да, после этого такой зритель обнаружит в картине какие-то неувязки, несоответствия. Но у меня не было желания сделать фильм, по которому можно сдавать ЕГЭ. Мне предлагают сейчас экранизировать роман Василия Гроссмана «Жизнь и судьба».

Будете снимать?

Не знаю. Гроссман — это работа очень интересная, но на нее нужно решиться, понять, для чего ты это делаешь. Просто так взять с полки Гроссмана и поставить — невозможно. И потом, Гроссман, в общем, растаскан уже: тут и книги с фильмами про войну, и нравственный выбор ученого, и романы про лагеря… Каждый из этих сюжетов по отдельности уже не раз использован.

Может, в этом и есть сила Гроссмана? В том, что он показы­вает и героизм, и ужас того времени? А то в «Исаеве» все как-то сглажено. Вот, например, Бокий, один из создателей ГУЛАГа, у вас целиком положительный персонаж.

А на самом деле, вы хотите сказать, он был персонаж неприятный, и я должен был таким же его изображать? Странно. А я — персонаж приятный или нет? Вот поговорите с людьми, которые со мной работают, они вам расскажут, какой я неприятный.

А вы хотя бы одного человека убили?

Нет, я никого не убивал. Но если вы думаете, что участие в создании ГУЛАГа меняет человеческий облик, то вы ошибаетесь. Человек может быть очень интеллигентным, добрым, обходительным в одной ситуации и садистом — в другой.

Но вы-то его садистом не показываете. Он у вас чрезвычайно приятный. Когда смотришь на милейшего Мюллера в «Семнадцати мгновениях», все равно понимаешь, кто это был на самом деле. Потому что ненависть к этой форме у нас в крови. А Глеб Иванович Бокий отправил на смерть десятки тысяч человек, но в «Исаеве» он просто душка.

Я не делаю фильм про Бокия. По-вашему, нужно было бы снять так: Исаев выходит из кабинета, Бокий остается у себя, к нему приходит человек и говорит: «Так что мы будем делать с этой группой белых?» И Бокий отвечает: «Ну, что с ними — расстрелять надо, какие дела?» Или в разговоре с Исаевым вдруг с пальцев Бокия начинает капать кровь…

Вы шутите, а ведь это серьезный вопрос. В «Исаеве» наша история предстает какой-то упрощенной.

В перестройку и в 90-е годы было снято огромное количество фильмов, где фигурировали исключительно плохие чекисты с лицами бомжей. Но каким образом тогда эти люди так успешно работали? Проводили многоходовые комбинации и обыгрывали опытных разведчиков из других стран? Как им это удавалось? Может, потому, что на их стороне были молодые интеллектуалы вроде Исаева?

Я не знаю, как показать всем и вам лично, что Глеб Бокий — неоднозначная фигура. В ситуации с Исаевым он — хороший человек, в ситуации с другими он — человек плохой и жестокий. А в 1937 году он был расстрелян. Вот пускай кого-то заинтересует этот странный поворот судьбы, пускай кто-то полезет и почитает: а кто такой Бокий? Или кто такой Блюхер — казалось бы, человек со всех сторон положительный, а в 1937 году разбил себе голову о стенку камеры. Что это за странная такая история у нас?

http://www.rusrep.ru/2009/43/interview_ursulyak/

comments powered by Disqus

Поделиться

КНОПКИ СОЦСЕТЕЙ

Дизайн и оформление сайта: Nika

Поиск по сайту



Введите ваш запрос для начала поиска.

КАРТА САЙТА

Контакты

  • Email: nika@daniil-strahov.ru
  • Вопросы по работе сайта, обмен ссылками пишите на

  • Email: admin@daniil-strahov.ru